Контрабандист

 

Контрабандист.

Солнце светило в окна вагона и пыль, золотыми искорками, туманила воздух. Жесткие деревянные лавки, вытертые тысячами пассажиров до зеркального блеска, были неудобными, благо ехать недалеко. Сама поездка занимала очень мало времени, но надо было еще пройти таможню, а здешние таможенники проверяли всех.

Эти ребята видели сквозь одежду, даже мысли и то не были для них секретом. Вот поезд замедлился и остановился у полустанка таможенного поста. Мои соседи зашевелились, доставая документы и, скорее по привычке, охая. Мы даже не успели толком познакомиться, я только знал что тетку, постоянно прячущую глаза зовут Елена, а толстого деда с сизым носом зовут Игорь Валентинович. Еще в нашем купе ехала девочка лет девяти, грустная, и, видно, ошарашенная поездкой, потому молчаливая. Всю дорогу спящий наркоман и древняя старуха, с улыбкой глядящая в окно и, время от времени причитающая «…Миша, Мишенька, вот и я…».

Из переднего купе раздавались голоса, строгий таможенника и писклявый, просящий, мужской. Ожидание нервировало, наконец, дверь в купе открылась, и вошел пограничник. Красивый парень, двухметрового роста, с равнодушным взглядом. Белая парадная форма сидела на нем безупречно. Внимательно осмотрев нас, он представился. Проверка началась. Старуху и девочку, он удостоил беглым осмотром и оставил в покое. Наркомана он, весьма грубо встряхнул, но тот только открыл глаза, пробормотал: «…еще полкуба, братишка?» и заснул опять. Таможенник, покачал головой, но оставил его в покое. Повернулся к нам:

- Игорь Валентинович, скажите, - вежливо спросил он – а зачем Вам акции Газпрома, Там?

Дед покраснел и схватился за грудь, пальцы судорожно мяли что-то во внутреннем кармане пиджака. Таможенник понимающе улыбнулся и достал из-за двери пластиковое мусорное ведро. Игорь Валентинович, достал пачку дорогой бумаги, протянул руку к ведру, но, похоже, не мог заставить себя выбросить баснословно дорогие акции.

- А вдруг… - замямлил он, но таможенник резко прервал его:

- Без всяких «вдруг»! Там, - с ударением сказал он – они Вам точно не понадобятся.

Игорь Валентинович разжал пальцы, я казалось, слышу жадный скрип его непослушных суставов. Тем не менее, пачка бумаги благополучно шлепнулась в корзину. Старик сел поближе к окошку и нарочито внимательно стал смотреть на летний пейзаж за окном. Таможенник улыбнулся, но уже искренне, радостно:

- Игорь Валентинович, это только мешало бы Вам. Радуйтесь, что избавились от этого груза. – старик промолчал.

Таможенник посмотрел на меня, с огромным трудом, я выдержал его взгляд, даже мыслью не выдавая, что везу контрабанду, потому что мысль это первое что учует этот слуга закона. Двухметровый страж порядка сверлил меня взглядом, очень надеюсь что Там, таких не будет. Он тяжело, прямо, тягостно вздохнул:

- Павел, а Вы ничего не хотите сдать?

- Нет, у меня нечего сдавать. – я старался говорить медленно, как будто еще раз внимательно посмотрев мысленным взором на свой багаж, по колючему взгляду таможенника я понял что он разгадал мою ложь.

- Ладно, подумайте еще, а пока… - таможенник сел на скамейку рядом с девочкой, теперь не приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо. Он взял Елену за руку, женщина, было, отдернула руку, но смутилась и позволила ему коснуться своей кожи. – Лена, посмотри мне в глаза, пожалуйста. – попросил он.

Женщина перестала изучать пол и уставилась на таможенника, перед этим скользнув взглядом по купе. Доли секунды, я видел ее взгляд, и мне стало не по себе – столько жгучей, невероятной ненависти было во взгляде этой, спокойной, на первый взгляд, пассажирки. Она смотрела таможеннику в глаза, плеская огнем на него. Но этот огонь не причинял вреда, наоборот, таможенник сидел расслабившись, как будто пришел к близкому человеку в гости на чашку чая. Елена не выдержала и отвела взгляд.

- Не надо прятать, смотри еще. – таможенник был само очарование и любезность – Я вполне подхожу, для этих глаз, смотри и оставляй здесь все ненужное.

- Нет, - тихо, глубоко пряча отчаяние, ответила она – ты не такой, тебя нельзя ненавидеть, ты хороший…

- И он хороший, только запутался. – эти не совсем понятные слова преобразили женщину, она вскочила, стала озираться, ища чтобы такое швырнуть, в купе было пусто и она выместила злость на двери в купе, ударив сильно, по-мужски, рассадив до крови кулак.

- Он! Он… негодяй, подлец! – женщина ударила еще раз, но на этот раз слишком сильно и вскрикнула от боли. Как ни странно, но боль ее успокоила, а не привела в еще большую ярость. Елена села на место. Она не плакала, но ненависть из нее куда-то исчезла. – Я забуду все это? – спросила она.

- Не совсем точно, скорее это просто не будет тебя беспокоить, устраивает тебя такой вариант?

Она кивнула, и довольный таможенник повернулся ко мне. Я запаниковал, пронести не удастся, что же делать?

- Отдавать. – без труда прочитал он мои мысли – Там, тебе это ненужно, это только здесь ценно, Там другие ценности. Отдаешь?

Отдать? Самое ценное, что было у меня в жизни? Нет, надо что-то придумать и быстро… должна же быть какая-то лазейка…. Эту ценность, я не отдам, никогда. Таможенник доброжелательно смотрел на меня, в глотку бы ему засунуть его доброжелательность. Нет лазейки. Значит надо идти напролом.

- Мне нечего отдавать!

- Ой, ли? А если подумать?

- Я все сказал. – меня наполняла отчаянная храбрость, наверное из-за такой храбрости люди хохочут на эшафоте, смеясь над палачами и толпой. – Мне нечего тебе отдавать.

- А это что? – чуть не игриво спросил таможенник и взмахнул рукой. Моя рубашка сама собой распахнулась, и на груди засверкал крупный алмаз.

- Не отдам! – я слышал в своем голосе, предательские нотки страха и вцепился в алмаз рукой. – Мое!

- Да зачем это тебе Там? – впервые я увидел на лице таможенника настоящую человеческую эмоцию, раздражение – что ты будешь с этим делать Там? Отдай по-хорошему.

Опасаясь что голос подведет, я молча помотал головой. Шиш ему, а не мою драгоценность! Таможенник пожал плечами и пошел звать начальника. Драгоценность не попытались отобрать силой, меня опять попросили, я опять отказался, и меня сняли с поезда, пассажиры шептались, глядя на меня в сопровождении двух таможенников.

Меня ввели в аккуратное, маленькое здание таможни. Внутри не было перегородок, одна большая комната, у дальней стены стояли офисные стеллажи и дубовый письменный стол. За столом сидела моложавая женщина с чуть тронутыми сединой висками. Она перебирала какие-то бумаги. Солнечный свет отражался в ее модных очках, хотя я точно знал, что очки бутафория, ей они ни к чему. Таможенники завели меня в комнату, и ушли по своим делам, к станции подходил очередной поезд. Я стоял перед столом и сжимал в ладони теплый камень. Женщина делала вид, что не замечает меня, и это тоже было частью спектакля. Я ухмыльнулся, по крайней мере, методы работы у них не сильно отличались от привычных. Женщина заговорила, сухим, но приятным голосом:

- Зря Вы улыбаетесь, Павел Гриднев! Ваше положение очень серьезно. – она посмотрела на меня по верх очков – Вы сознательно нарушили таможенные правила, а это серьезный проступок.

Я молчал, да и что я мог сказать? Меня несло, я уже решил идти до конца и нотации начальника таможни, меня мало волновали. Я мог только улыбаться и делать вид, что мне море по колено. Страх шевелился внутри меня, но моя драгоценность стоила того, чтобы бороться за нее.

- Согласно правилам, я обязана доложить вышестоящему руководству, о Вашем возмутительном поведении. – я улыбнулся уже по настоящему, можно подумать главное руководство не в курсе. Главное руководство всегда в курсе всего. На то оно и главное. Видя, что угрозы на меня не действуют, начальница решила сменить тактику, перейти от кнутов к пряникам – Но я могу не доводить дело официальной жалобы, разумеется, если Вы сейчас же отдадите контрабанду.

- Так почему же вы силой не заберете? – спросил я.

- Нельзя, инструкция! Так что отдаете?

- Нет. Это, я Вам не отдам, ни при каких обстоятельствах – в голове лихорадочно проносились слишком яркие картинки, тех наказаний, что я могу схлопотать, за неповиновение, видно, она постаралась. – Ни за что!

- Ладно. – начальница сумела совместить в голосе раздражение и абсолютное равнодушие – Тогда пойдем законным путем.

Я пожал плечами, законным, так законным. Будь что будет! Алмаз грел мне руку и сердце. Начальница достала из стола бланк и стала его заполнять. Минуты текли тоскливо, только шорох бумаги нарушал тишину. В голове творился бедлам, что если они правы и эта ценность, всего лишь хлам Там? Нет, не хлам, ради этого можно даже с местной таможней поспорить. Даже с главным руководством! А пишет она нарочно долго, специально, чтобы в душу закрались сомнения.

Разгадка намерений начальницы таможни принесла мне облегчение. Что будет, то будет. Главное ценность со мной и никто не отберет ее у меня. Пусть дурак, пусть это безумие, пытаться протащить контрабанду Туда. Но я никогда не расстанусь с этой ценностью. Плевать. Женщина отложила ручку и еще раз пробежалась взглядом по бумаге, затем зачитала вслух:

- Я, Гриднев Павел Николаевич, родился двенадцатого декабря одна тысяча девятьсот восьмидесятого года, умер шестого марта две тысячи одиннадцатого. Отказываюсь подчиниться требованиям таможни и сдать неразрешенную ценность (земную любовь к Конавалец Лидии Петровне, одна тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения). Чем нарушаю заповедь номер триста восемь, дробь три. О последствиях греха предупрежден. Претензий к действиям таможни не имею. – начальница протянула мне авторучку и заявление – Распишись и поставь дату.

Я, молча, расписался, начальница положила заявление в папку и снова посмотрела на меня:

- Можно тебе вопрос задать, так сказать, без протокола? – спросила она, я кивнул. – Чего ты так в эту любовь вцепился? Ну, пройдет лет пятьдесят, и любите друг друга Божьей любовью на небесах, сколько влезет? А ты против воли Бога идешь.

- Ты никогда не имела этого – ухмыльнулся я – иначе бы не спрашивала.

- Мне иногда кажется, что у вас, людей, напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. – моя наглость не разозлила ее, скорее позабавила – Хотя именно такими поступками вы мне и нравитесь. Ладно, тебе пора.

- В ад? – не могу сказать, что такая перспектива меня обрадовала, но, к счастью, от меня уже ничего не зависело, выбор сделан.

- Скажу тебе по секрету, - начальница хихикнула как девочка – котлы, сковороды и прочий антураж, это плод нездоровой фантазии некоторых твоих собратьев.

- Тогда ку… - я не успел закончить вопрос, в глазах помутилось и рев сирены резанул по ушам.

Грудь нестерпимо болела и нога, в ногу как будто воткнули тысячу рыболовных крючков и методично сдирали кожу. Я открыл глаза, на фоне синего неба растрепанная и измазанная кровью Лида, казалась чудесным видением. Угол обзора был странным, потом я догадался, что она держит мою голову на коленях, а я сам лежу на асфальте. Бледная она повторяла раз за разом:

- Пашка, только не умирай, они уже едут, ты держись!

- Нормально… - я хотел сказать это бодрым голосом, но получился едва слышный сип, видно все было далеко не нормально. Главное что она услышала меня – Все нормально будет… алмазная моя….